На Аверне, звезде Кайдау, летящей по небу Гелликонии, наступила пора неизменного и однообразного варварства. Эедап Мун Одим по праву гордился мастерством, вложенным в гравировку часов из Кай-Джувека, тех самых, которые он подарил Джесерабхаю; Кай-Джувек, тесное сообщество, породило необычайное мастерство. А варварство, господствующее на Аверне, не сумело произвести на свет ничего, кроме размозженных черепов, кровавых стычек, племенных танцев и обезьяньего веселья. Многие поколения, служившие цивилизации Аверна, часто высказывали желание отвергнуть доктрину минимализма и избавиться от безысходности, навязанной долгом служения Земле. Некоторые предпочитали смерть на поверхности Гелликонии проведению в жизнь сухого порядка Аверна. Эти погибшие тоже наверняка сказали бы, если бы их догадались спросить, что также предпочли бы варварство цивилизации.
Но скука варварства оказалась невыносимей оков цивилизации. Пины и Таны быстро устали от непрекращающихся потерь, страха и ограничений. Окруженные во многих отношениях самопрограммирующимися машинами, эти дикари по сравнению с племенами Кампаннлата, загнанными на полоску земли между морем и джунглями, были оснащены не в пример лучше. Варварство подняло на поверхность страхи и сковало воображение.
Больше прочих пострадали отсеки станции, где обитали люди и бурлила деятельность, где помещались кафе и рестораны и фабрики переработки белков, снабжавшие рестораны. Поля злаковых на внутренней стороне сферического корпуса превратились в поля сражений. Человек охотился за человеком, чтобы насытиться. Огромные самоходные срамные куклы, эти чудовищные гениталии, созданные из подвергнутого мутациям генетического материала, также были выслежены и съедены.
Автоматические станции собирали и передавали на внутренние экраны изображения живого мира на поверхности планеты, продолжая изменять погоду внутри станции, чтобы люди не отвыкли от этого великого стимула.
Выжившие племена были не в состоянии поддерживать старые порядки и связь с Землей. Получаемые ими изображения царей, воинов, охотников, ученых, купцов, рабов ни с чем не соотносились и воспринимались как образы пришельцев из другого мира, дьяволов или богов. Теперь эти образы вызывали в сумеречных душах рассеянных наблюдателей лишь изумление.
Повстанцы Аверна — вначале жалкая горстка отщепенцев — выпустили из бутылки великую свободу, такую, о которой сами никогда не мечтали. Они причалили к берегам меланхолического существования. Закон живота взял верх над законом разума.
Но сам Аверн имел первейшую обязанность, превыше забот о своих обитателях, — передавать накопленный сигнал, этот груз информации, на планету Земля, отделенную от него тысячей световых лет. За богатые множеством событий тысячелетия существования станции наблюдения этот сигнал никогда не прерывался.
Согласно изначальным планам технократической элиты, ответственной за грандиозную схему этого межгалактического исследования, сигнал был информационной артерией, обратной связью с Землей. Эта артерия никогда не пересыхала, даже в ту пору, когда обитатели Аверна опустились до состояния почти первобытной дикости.
Эта артерия никогда не пересыхала, но где-то впереди жила оказалась перерезанной. Земля не всегда откликалась.
На Хароне, далеком форпосте Солнечной системы, помещался приемный комплекс, устроенный на холодной метановой поверхности спутника. На этой станции, где андроиды обслуживания представляли единственное присутствие разумной жизни, сигнал, полученный с Гелликонии, анализировали, классифицировали, архивировали, а потом по частям передавали к внутренним планетам Солнечной системы. Обратный процесс был гораздо менее сложным и по большей части состоял из отсылки простейших сигналов, приказывающих Аверну уделить больше внимания тому или иному участку Гелликонии. Сводки новостей давным-давно прекратили отсылать на Аверн — с тех пор, как кто-то отметил полную абсурдность передачи на Аверн новостей тысячелетней давности. Аверн не знал — да и не хотел знать — ничего о последних событиях на Земле.
Ответить с цитированием
